Еще совсем недавно приходилось слышать, читать, что Но и кёгэн — безнадежно отжившая архаика. Авторы «Ста взглядов на Японию» пишут, например: «В наши дни, однако, как театр Но, так и водевили кёгэн для большинства японцев — искусство мертвое». Обычный, неискушенный зритель этого искусства не понимает. Иногда какую-нибудь пьесу Но передают по телевидению, как правило, в серии «Общеобразовательных передач».

Персонажи кёгэна сами представляются зрителям: «Почтеннейшая публика, перед вами. настоятель этого храма» или «Я князь Эмма, властитель ада», сами оговаривают место и время действия, словом, объясняют экспозицию, порой достаточно подробно.

… Два даймё собрались совершить паломничество в храм Китано, да вот беда! «Где же ваш слуга?—Он больным притворился, не пошел, бестия, со мной.— Вот как. И моего дома нет. Как же нам быть?—Ничего, я придумал, что делать. Выйдем на дорогу, остановим какого-нибудь прохожего и заставим его нас сопровождать» .

Но горожанин, которого наметили на роль слуги, быстро становится хозяином положения, и вот уже оба даймё по его повелению изображают дерущихся петухов, кувыркаются, исполняют шутовские куплеты про самих себя на потеху публике. И публика буквально помирает со смеху! Возраст разыгрываемой пьески — скорее всего лет 600. В те далекие времена толпа простолюдинов, окружив сценическую площадку — на территории храма или у ворот замка, должно быть, хохотала над теми же репликами и трюками. Язык кёгэнов всегда был языком толпы, плебейские словечки и разухабистые остроты вызывали восторг зрителей.